огда были созданы небо и земля, появился на свет и Байбарак-богатарь. Пятнистый барс у него вместо коня.
Когда звёзды и луна загорелись на небе, родилась Ермен-Чечен и стала расти быстрее, чем растёт трава. Статью подобна юноше, объезжала Ермен-Чечен диких жеребцов.
Раз увидел её Байбарак, встал на правое колено, взял девушку за руку и пообещал, что навеки будут они неразлучны с этого дня. Согласилась Ермен-Чечен, что будет так. И как нещадно не погонял своего коня отец Ермен-Чечен, но не смог догнать влюблённых.
Спустя год пришел Байбарак в стойбище к отцу Ермен-Чечен и бросил на землю мёртвого барса.
— Украл я твою дочь, — сказал старику богатырь, — а ты, если хочешь, убей меня, как я убил этого барса.
Разгневался отец Ермен-Чечен и пригрозил, что за это сын богатыря, Алып-Манаш, когда вырастет и станет мужчиной, будет спать целый год.
Алып-Манаш — сын Байбарака и Ермен-Чечен — деда своего не знал и угроз его не слышал. Когда возмужал он, родители нашли ему славную жену — Кумужек-Ару, то есть Чистую Жемчужину.
Дошёл до Алып-Манаша слух, что многие богатыри отправлялись за большую реку свататься к дочери злого хана, которую звали Ерке-Карачкы. Но хан этот — Ак-Каан, Белый хан, — убил всех женихов, ни один домой не вернулся.
Решил Алып-Манаш отомстить за смерть тех богатырей и поехал к большой реке, чтобы сразиться с Ак-Кааном. Днями без остановки ехал богатырь, ночами отдыха не знал. Столько рек пересёк, столько гор перевалил, что сам со счёта сбился.
Выезжает Алып-Манаш к бурной реке, ищет брод, да только нет безопасного брода. Увидел он на берегу берестяную лодку. Рядом с лодкой старик, белее белого снега.
— Эй, балам, дитя! — окликнул старик Алып-Манаша. — Зачем ты здесь? Неужели весь свой ум растерял по дороге?
Ничего не ответил Алып-Манаш, только попросил старика переправить его через реку. Умолк старик, столкнул лодку в воду и сел в неё. Взял Алып-Манаш за повод коня и прыгнул в лодку. Конь вырывается, грызёт узду, не хочет следом плыть, но Алып-Манаш крепко поводья держит. Выплыли они на середину реки, и заплакал старик.
— Жалко мне тебя, Алып-Манаш, — говорит он. — Многих богатырей перевёз я на другой берег, но ни одного обратно.
Достал Алып-Манаш из белой сумки стрелу с девятигранным наконечником, отдал старику и говорит:
— Пока цела эта стрела, я жив. А если умру, вы о том сразу узнаете.
Вывел Алып-Манаш коня на берег, оседлал его, сел верхом и крикнул так, словно разом сто богатырей закричали. Конь его копытом ударил, словно разом сто громов прогремели. Миг — и скрылись они из виду.
Конь Алып-Манаша по вершинам высоких гор скачет, низкие горы, словно кочки, с дороги отбрасывает, а следы его копыт озёрами становятся. Только солнце над ними встанет, а они уже к закату домчались.
Вот впереди дымы над стойбищем Ак-Каана виднеются. Встал тут конь, всеми четырьмя ногами в землю врос, и с места его не сдвинуть. Алып-Манаш хочет подогнать коня, а тот ему говорит:
— Смотри, сколько следов идёт к стойбищу Ак-Каана, а обратно ни одного. Поверни, пока не поздно!
Рассердился Алып-Манаш, ударил коня плетью. Метнулся бело-серый конь вперёд, от слёз дороги не видя. Вверх в гору, как птица несётся, вниз, в долину — как стремительный горный поток. Насилу остановил коня Алып-Манаш. Расседлал его, положил седло под голову и уснул. А конь его поднялся ввысь и стал на небе белой звездочкой.
Утром ханские пастухи выгнали скот пастись и видят, что выросли за ночь посреди долины две сопки, а между ними огромный холм. На холме скала, а в ней пещера. А из той пещеры дует ветер-ураган — вековые деревья с корнем вырывает, горы в щебень крошит, реки вспять поворачивает. В страхе повернули пастухи обратно, бросили стада, поскакали к хану.
Не поверил Ак-Каан рассказу пастухов, рассердился, что бросили они стада. Обнажил хан меч и одним ударом сразу всем троим отрубил головы. Собрался и четвертого казнить. Но даже семиглавый людоед Дельбеген, что служил хану, пожалел последнего пастуха.
— Позволь, великий хан, я съезжу и посмотрю, правду ли пастухи сказали, — говорит Дельбеген.
Согласился Ак-Каан, но поскольку уже поднял меч, то, чтобы замах не пропадал, обезглавил и четвёртого пастуха.
Оседлал Дельбеген синего быка, что был ему вместо коня, поехал к пастбищам. Чем ближе подъезжает, тем больше синий бык упрямится, не хочет дальше идти. Ещё ближе подъехали. Стволы деревьев и камни на людоеда полетели. Поднялся ураганный ветер, подхватило Дельбегена и повлекло неведомо куда. Что дальше было, сам не помнит. Очнулся Дельбеген и видит, что завлекло его и быка вместе с вековыми дубами и обломками скал в огромную пещеру.
Опять поднялся ветер, подхватил людоеда, выкинул из пещеры и закинул на самую высокую гору. У семиглавого Дельбегена все семь кос расплелись, все четырнадцать глаз на лоб полезли. Увидел с горы людоед, что спит посреди долины Алып-Манаш. Лежит голова богатыря на седле и похожа на черный холм между двух сопок. А от его дыхания поднимается ураганный ветер: ломает вековые деревья, крушит скалы. Вдохнёт Алып-Манаш — затягивает ветер деревья и камни ему в ноздрю, выдохнет — обратно выбрасывает.
Едва живой вернулся Дельбеген к Ак-Каану.
— Беда пришла, великий хан! — говорит хану людоед. — Правы были пастухи. Спит в долине чудо-богатырь. Сам как гора. От его дыхания ветер ураганный гуляет. А как вдохнул он, меня к нему в ноздрю затянуло.
Разъярился Ак-Каан, громко закричал, призывая войско и самых сильных богатырей. Поехал впереди войска к долине, где спал Алып-Манаш. Поднялись они на гору, откуда увидели: спит богатырь, раскинув руки, как дитя. Подал сигнал Ак-Каан, и выпустили воины тучу стрел в сердце Алып-Манаша. Как от скалы отскочили стрелы — погнулись, затупились, осыпались на землю. Разогнали воины лошадей, понеслись вперёд и метнули свои копья. Рассыпались песком наконечники копий, но даже оцарапать не смогли богатыря. Выхватил Ак-Каан из ножен меч, а следом все воины начали рубить Алып-Манаша. Девять дней рубили без отдыха, пока не сломались мечи, но и тогда не смогли никакого вреда причинить богатырю.
Велел Ак-Каан выкопать яму в девяносто саженей глубиной. Сковали руки Алып-Манаша девятью цепями, на ноги от колен до щиколоток девяносто цепей повесили и столкнули в яму. Хотел Ак-Каан забрать саблю и седло богатыря, но во всем войске не нашлось силача, чтобы с места их сдвинуть.
А Алып-Манаш спал, и проспал он ещё девять месяцев. Тяжесть цепей сердце сдавила. Что делать? Бессилен богатырь. Впервые в жизни сложил Алып-Манаш песню. Пел он про отца и мать, про сестру Ерке-Коо и про жену Кумужек-Ару, что осталась одна. Вспомнил и о верном бело-сером коне.
Лето сменилось осенью. Зима пришла и ушла, уступив место весне. Но никто не пришёл помочь Алып-Манашу. Только звери и птицы со всех краёв Алтая сбегались-слетались к яме, чтобы послушать его песню. Серые гуси высоко в небе летели, услышали песню. Один гусь слетел вниз и сел на грудь богатыря. Обрадовался Алып-Манаш, вздохнул во всю грудь, и лопнули на его руках тяжелые цепи. Взял он гуся в руки и запел ему:
— Серый гусь, друг мой бесстрашный,
Скользи по воде стрелой,
Быстрее ветра лети по небу.
Письмо я пишу на твоем крыле,
Отнеси его мне домой,
Про печали мои поведай
Байбараку — отцу моему,
Ермен-Чечен — моей матери,
Ерке-Коо от меня поклонись.
Кумужек-Ару не могу обнять я,
Но ей, Жемчужине, от меня
Самый жаркий привет передай.
Днем и ночью без устали мчись,
Серый гусь, конь мой воздушный,
Расскажи всем моим друзьям,
Что заживо в землю закопан
Здесь в чёрной яме Алып-Манаш.
Торопись по небесным тропам,
Донеси до всех мою весть.
Гусь поднялся в небо и полетел к стойбищу Байбарака.
Той ночью Ерке-Коо стояла у воды и ловила руками отражение луны. Но вдруг закрыла луну чья-то тень. Подняла девушка голову и увидела гуся, который кружил над ней. Ловко схватила
Ерке-Коо птицу и отнесла домой. Нашли Байбарак и Ермен-чечен послание Алып-Манаша, но не знали, как помочь сыну.
Вспомнила тогда Кумужек-Ару, что с детских лет был у Алып-Манаша лучший друг — богатырь Ак-Кобон. Отправила она своего брата, Кан-Чурекея, рассказать Ак-Кобону, что Алып-Манаш в беде. Прискакал богатырь в стойбище Байбарака, взял в руки гуся и прочитал письмо на его крыле. Ермен-Чечен накормила Ак-Кобона перед дорогой лучшей едой, а для Алып-Манаша испекла лепёшки, замешав их на собственной крови, чтобы добавилось тому сил.
Ехал Ак-Кобон без отдыха днём и ночью, пока не добрался до большой реки. Нашёл старика с берестяной лодкой, перебрался на другой берег и поскакал дальше. На краю чёрной ямы закричал Ак-Кобон Алып-Манашу:
— Что же ты вспомнил в письме мать и отца, жену не забыл и младшей сестре поклонился. А для меня, лучшего друга, не нашёл ни имени, ни привета? Не жди теперь от меня помощи!
Поднял Ак-Кобон огромный камень и придавил сверху Алып-Манаша. После этого съел лепешку, которую Ермен-Чечен приготовила для сына, и сила его выросла десятикратно.
На обратном пути подъехал Ак-Кобон к реке, где ждал его седой старик. Сел богатырь в берестяную лодку и начал лить горькие слезы. Рассказал он старику, что не застал Алып-Манаша живым — лежат мёртвыми он и его бело-серый конь. Старик тоже слёз не сдержал. Достал из сумки медную стрелу с девятигранным наконечником, которую оставил ему Алып-Манаш, а та зеленью покрылась, но нет на ней знака, что умер богатырь. Забрал Ак-Кобон из рук старика стрелу, да и уронил её в воду.
Выбрался Ак-Кобон из лодки, вскочил в седло и поехал обратно к стойбищу Байбарака. Приехал весь в слезах, качается, словно еле на ногах стоит, и рассказывает, что лишь на один день опоздал и не смог спасти Алып-Манаша. Услышав это, Байбарак-отец, Ермен Чечен-мать и сестра Ерке-Коо дали волю слезам. Кумужек-Ару стала оплакивать мужа.
Сорвалась с неба белая звезда, упала кометой, ударилась о землю возле чёрной ямы и превратилась в бело-серого коня. От удара копытом раскололась надвое скала, что придавила богатыря. Заржал конь, и земля из ямы в стороны разлетелась. Увидел Алып-Манаш край ночного неба, только всё равно не может выбраться. Спустил конь в яму свой длинный хвост, ухватился за него богатырь, но оборвал.
Поскакал конь через лес, разбежался и свалил копытом огромный железный тополь. Притащил его к яме и столкнул концом вниз. Алып-Манаш обрадовался, потянулся к тополю, и девяносто цепей у него на ногах лопнули одна за другой. Выбрался богатырь на волю, обнял верного коня и заплакал от благодарности. От его слёз добрый конь серебром засиял, стал ещё лучше прежнего.
Тем временем слуги побежали к Ак-Каану сообщить, что выбрался богатырь из ямы. Созвал хан все войска и поехал впереди, а рядом его дочь — Ерке-Карачкы.
Алып-Манаш войско словно не видит, смотрит только на Ерке-Карачкы. Вынул богатырь из ножен саблю*, расколол железный тополь на две половины и засунул между ними Ак-Каана вместе с конём. Сжал Алып-Манаш обе части тополя и скрутил их, словно кожаные ремни. Снова тополь, как скала стоит. А богатырь подъехал к Ерке-Карачкы и ударил её восьмигранной плетью промеж глаз за всех богатырей, которые к ней сватались и которых Ак-Каан лишил жизни. После повернулся он к воинам Ак-Каана и говорит:
— Не бойтесь! Алып-Манаш с простыми людьми не воюет, он только ханов бьёт.
Тронул он коня и поскакал обратно в родные края — туда, где сердце его живёт и кровь по венам быстрее бежит. По дороге превратился бело-серый конь в заморенного жеребёнка, а сам богатырь Алып-Манаш обернулся карликом Тас-Таракаем — весь косой да кривой, волосами глаза завесил.
Подъехали к бурной реке и встречают седого старика с берестяной лодкой. Не обманулся старик внешностью карлика, признал знакомый огонь в глазах. Посадил он его в лодку и спрашивает:
— Скажи, Тас-Таракай, не родич ли тебе богатырь Алып-Манаш?
— Не слышал я, чтобы кто-то пел про такого богатыря, — отвечает ему Тас-Таракай. — Видимо, о подвигах его и петь нечего.
— Может и так, но только о нём ещё немало песен сложат, — возражает ему старик. Достал он из сумки сияющую стрелу с девятигранным наконечником и говорит:
— Богатырь Алып-Манаш оставил мне эту стрелу, но его друг Ак-Кобон утопил её в реке. Долго я её искал, а вчера достал сетью из воды, а она как новая.
Тас-Таракай выпрыгнул из лодки на берег и превратился снова в Алып-Манаша, а бело-серый конь его встал рядом. Обрадовался старик, но и опечалился. Рассказал он богатырю, что его друг Ак-Кобон берёт в жёны Чистую Жемчужину — Кумужек-Ару, и нынче же днём будут праздновать их свадьбу.
Потемнел лицом Алып-Манаш, кровь ему в голову ударила. Превратился он опять в карлика и поехал верхом на заморенном жеребёнке в стойбище Байбарака. Встретился ему по дороге шурин Кан-Чурекей.
— Ты что здесь делаешь? — спрашивает карлика Кан-Чурекей.
— Хотел я попасть к богатырю Ак-Кобону на великий той, на свадебный пир, — отвечает со слезами Тас Таракай, — да не уверен, что пустят меня. Уж больно лошадь моя плоха, да и сам я на человека не похож. Был бы я такой, как все, сейчас бы увидел твою сестру Кумужек-Ару.
— Эйт! — отвечает ему Кан-Чурекей. — С той поры, как погиб Алып-Манаш, не видел я ничего великого. Не расстраивайся, Тас-Таракай, проведу я тебя на той. Если не отстанешь, будем сидеть вместе.
Конь Кан-Чурекея легкой рысью бежит, а Тас-Таракай заморенного жеребёнка прутиком погоняет. Кан-Чурекей далеко вперёд ускакал, вдруг видит, что Тас-Таракай на своём жеребёнке спокойным шагом впереди него едет. Обогнал его Кан-Чурекей, но через какое-то время смотрит, а Тас-Таракай опять впереди. Так и ехали.
Приехали в стойбище Байбарака. Людей на тое больше, чем деревьев лесу, а за угощением земли не видно. В центре стойбища белый аил* — юрта о шести стенах. В аиле сидит Ак-Кобон, а рядом шесть женщин заплетают Кумужек-Ару её светлые волосы цвета жемчуга в парные свадебные косы. Тас-Таракай дверь в аил открыл, внутрь заглянул и запел жалобным голосом:
— Сама ли жемчужные волосы
В парные косы заплетаешь,
Кумужек-Ару?
Нового жениха
Сама ли ты нашла,
Кумужек-Ару?
На это Кумужек-Ару отвечает ему со слезами на глазах:
— Жемчужные волосы в парные косы
Против воли моей заплетают.
Нового жениха
Сама я не выбирала.
Ак-Кобон услышал эти слова, схватил карлика и вышвырнул за дверь. Но Тас-Таракай опять в аил пробрался и снова поёт:
— Из медного котла Ак-Кобон будет есть,
На постели мягкой Ак-Кобон будет спать.
Не есть Алып-Манашу из любимого котла,
Нет ему больше места на мягкой постели.
А Кумужек-Ару ему в ответ:
— Из медного котла я лучше соседей угощу.
А мягкая постель только для Алып-Манаша.
Ещё больше разозлился Ак-Кобон, погнался за Тас-Таракаем. Далеко, через всю долину, высоко в гору за ним бежал, да только догнать не смог. Не успел Ак-Кобон обратно вернуться, а Тас-Таркай снова рядом с новой песней:
— Если вернется бело-серый конь к своей коновязи*,
Что тогда будешь делать, Кумужек-Ару?
Вышла девушка из аила, жемчужные волосы её по плечам рассыпались. Отвечает она карлику:
— Если бело-серый конь вернётся,
Золотую гриву ему расчешу.
Если Алып-Манаш вернётся,
Поцелую его в губы.
Встал тут рядом с Чистой Жемчужиной богатырь Алып-Манаш.
А Ак-Кобон бросился в аил, превратился в журавля и вылетел в дымоходное отверстие. Пустил Алып-Манаш вслед бывшему друг стрелу и оставил отметину ему на темени. Так и живёт до сих пор журавль с этой отметиной. А мясо журавля на Алтае не едят. Ведь был он когда-то дурным, но всё же человеком.
