Давным-давно лягушки не захотели жить в тундре и поселились в таёжном болоте. С тех пор стали они считать себя хозяевами тайги. Да только тайги-то они и не видели. Не смотрят лягушки на деревья, сидят в своих болотах, в топях гнилых всю жизнь проводят. Но знают ли они, что теряют так много? Что вы! Нет. Лягушки уверены, что только в этих топях, в этих болотах и болотцах и можно жить. Это, думают они, и есть самая настоящая жизнь!
Спроси их, что там за осокой? Что там за кочками?
— Ничего там нет! — искренне скажут лягушки. — А если что и есть, то только конец болота, конец света.
Спроси их, есть ли что-то, кроме кочек да осоки?
— Что ещё может быть, кроме кочек да осоки? — искренне удивятся лягушки. — Не может быть ничего!
Спроси их, есть ли на свете другие песни, кроме их кваканья?
— Какие ещё песни могут быть, кроме нашего кваканья? — искренне возразят лягушки. — Уж не птичью ли болтовню вы называете песнями? Ну уж нет!
Так считали лягушки. Так думали и говорили. Любили они болота и свою болотную жизнь.
А одна лягушка, самая хвастливая из всех, вылезла весной на верхушку большущей кочки, увидела своё отражение в стоячей воде и заквакала:
Я лягушка, я Ква-Ква!
Обо мне идёт молва.
Я прекрасная девица,
На болоте я царица.
Знает весь болотный свет,
Что меня красивей нет!
Так квакала-пела лягушка, грея на весеннем солнце озябшую спинку и скрюченные лапки. Во время долгих северных холодов лягушка спала и простудилась. Голос у неё был хриплый, но ей казалось, что такого звонкого голоса никогда не слышало родное болото. Ей казалось, что сладко льётся её песня по всему свету.
Налюбовавшись на своё отражение в грязной луже, лягушка стала неуклюже поворачиваться, осматривать своё болотное царство. Направо посмотрит — квакнет; налево посмотрит — квакнет.
Пейзаж был со всех сторон один и тот же. Но это-то и было мило лягушке. Всё кочки, да кочки, поменьше, да побольше. На той кочке, где сидела хвастливая Ква-Ква, рос высокий стебель осоки.
Приметила его Ква-Ква, понравились ей острые рёбра осоки. Лягушка пощупала стебель лапкой и обрадовалась:
— Вот эта травина достойна быть моей царской пикой. Острая, гранёная, длинная, крепкая! То что надо! С такой пикой мне никто не страшен. Только её мне и не хватает, чтобы править миром. Храбрости у меня много, силы хоть отбавляй, а с этой пикой я стану непобедимой! Всем миром владеть буду!
Лягушка ухватилась лапками за корневище осоки (за стебель нельзя — можно пораниться), поднатужилась, да как дёрнет! Вырвала корневище из моховой кочки.
— Какая я могучая, — восхитилась собой Ква-Ква. — Тяжёлую большую пику вырвала из земли, словно это волосок, словно это соломинка.
Размахивая стеблем осоки, лягушка стала прыгать по кочке и петь:
Я лягушка, я Ква-Ква!
Обо мне идёт молва.
Я геройская девица,
На болоте я царица.
Знает весь болотный свет,
Что меня сильнее нет!
Так в хвастливой песне появился второй куплет. Пропев песню, лягушка поглядела в лужу и увидела Личинку Стрекозы. Личинка была похожа на водяного червяка, ничего такого о себе не думала, просто плыла мимо кочки.
— Эй ты, водяная мелочь, — закричала лягушка. — Ползи из воды сюда! Да побыстрее, а не то я проткну тебя пикой! У меня хватит сил, а у пики хватит остроты.
Личинка Стрекозы испугалась и выползла на кочку.
— Гляди на меня, водяная мелочь, — приказывает лягушка. — Нравлюсь я тебе?
— Да, да, ты мне очень нравишься! — ответила Личинка Стрекозы. Ей было так страшно!
— Ну, тогда пиши мой портрет, — решила Ква-Ква. — Пусть все жители болота любуются моим прекрасным лицом! Все должны знать, какая я!
Личинка Стрекозы дрожала от страха и не посмела ослушаться. На круглом листе болотной кувшинки нацарапала она рыльцем изображение лягушки. Как умела. Лягушка долго вглядывалась в свой портрет, вертела его так и эдак и наконец сказала:
— Водяная мелочь, твоя работа мне кажется неплохой…
Личинка Стрекозы с облегчением вздохнула.
— Признаёшь ли ты меня царицей болотного мира? — не отставала от бедняжки Ква-Ква.
— Да, да, признаю! — торопливо ответила перепуганная Личинка Стрекозы. Конечно, ты царица болот, копьеносная повелительница!
Лягушке понравилось такое обращение, «копьеносная повелительница» — звучит по-царски!
— Хорошо, — сказала, раздуваясь, Ква-Ква, — за твоё послушание я назначаю тебя моим писарем-секретарём. Это очень почётная должность! Приготовься писать то, что я тебе скажу.
Личинка Стрекозы ослушаться не может, собрала она несколько листов водяной кувшинки, поправила усики и стала писать то, что говорила ей лягушка. А говорила она вот что:
— Обращаюсь к вам, жители болота! Все, кто ползает, плавает или прыгает! Завтра в полдень вы должны явиться к большой кочке, на поклон к повелительнице болотного мира. То есть ко мне! А того, кто посмеет не прийти, я проткну насмерть пикой! У меня хватит сил, а у пики хватит остроты!
На каждом листке этого приказа лягушка, захватив в лапку жидкой грязи, подписала своё имя.
Звучало оно так: «Царица Болотного Мира, Владеющая Гранёной Пикой, Ква-Ква». Длинновато, конечно, но лягушке уж очень нравилось.
Сделав столь важное дело и приняв столь важные решения, лягушка легла спать. Утомилась царица болотная. А Личинка Стрекозы поползла с кочки на кочку. На каждой большой кочке она вывешивала грозный приказ Ква-Ква. С ужасом думала Личинка Стрекозы, что будет с теми, кто не явится к лягушке. Уж лучше бы все приплыли, приползли и припрыгали…
На другой день, ровно в двенадцать часов, собрались к большой кочке все плавающие, ползающие, прыгающие жители болота. Здесь были боязливые личинки стрекоз, водяные жуки и пауки, хвостатые головастики, писклявые мухи, комары-толкуны, болотные мошки, слизняки-улитки, моховые черви и козявки. Только они и жили в этом болоте. Да и не болото это было, а так, болотце. Лягушка в самом деле была сильнее всех собравшихся. От сознания этого она всё больше раздувалась. Ква-Ква поднялась на самую высокую кочку, где висел её портрет, нарисованный Личинкой Стрекозы, взмахнула пикой и запела:
Я лягушка, я Ква-Ква!
Обо мне идёт молва.
Я красивая девица,
Я могучая царица!
Знает весь болотный свет,
Что меня умнее нет!
Окончив песню, лягушка оглядела собравшихся, помолчала значительно и заквакала:
— Все поняли, что красивее меня нет никого? Отвечайте!
— Поняли, поняли, — хором запищали, зашептали болотные жители.
— Все поняли, что сильнее меня нет никого? Отвечайте!
— Поняли, поняли! — соглашались болотные жители.
— Все поняли, что умнее меня нет никого? Отвечайте!
— Да, да, поняли, — отвечали болотные жители.
— Признаёте ли меня повелительницей мира? — спросила лягушка.
Но не успели болотные жители снова согласиться, как раздался громкий голос:
— А знаешь ли ты, что такое мир, лягушка?
Все удивились такой дерзости! Кто это сказал?!
А это сказал Серый Гусь. Он пролетал низко над болотом и слышал, как хвастается Ква-Ква.
— Знаю ли я, что такое мир? — переспросила лягушка.
Сначала она немного испугалась Серого Гуся и даже растерялась. Испугается ли этот здоровяк её пики? Но потом лягушка решила, что это всего лишь большой толстый комар, а уж комаров-то она не боится. Успокоилась лягушка и ответила насмешливо:
— А ты разве не знаешь, что мир — это моё болото. Вот послушай, толстый серый комар, что я тебе спою: я лягушка, я Ква-Ква!..
— Подожди, подожди, — перебил Серый Гусь. — Я вижу, что ты только лягушка. Потом споёшь мне свою песню. А сейчас я покажу тебе, что такое мир!
С этими словами Серый Гусь схватил лягушку лапой за спину и, расправив крылья, поднялся высоко в небо. Оказывается, лягушка боялась высоты. От страха она зажмурила глаза и выронила свою пику. Стебель осоки покрутился в воздухе и полетел вниз. Как же теперь быть без царской пики?..
— Смотри, — сказал Серый Гусь. И лягушка осмелилась открыть глаза.
Внизу простирались десятки больших и малых болот, текли реки, одни бурные, другие спокойные, шумели необъятные леса, дымились туманом горы, цвели луга, зеленели поля.
Мир был так огромен, что у лягушки выпучились глаза. Голова её закружилась.
— Я читал на кочке твой приказ, — сказал Серый Гусь. — Ты, кажется, считаешь себя царицей всего мира? А ведь даже сейчас ты видишь далеко не весь мир. Хочешь, я покажу тебе весь? Давай поднимемся повыше! Ты увидишь, что мир необъятен!
Серый Гусь начал набирать высоту. Вокруг становилось всё холоднее.
И без того перепуганная лягушка, поводя вытаращенными глазами, замахала лапками:
— Нет, нет! Не надо! Ничего не надо. Отпусти меня домой, в болото. Пожалуйста, отпусти! Не хочу я быть царицей мира. Я пошутила. Я передумала! У меня глаза лопнут, если я буду глядеть в такую ширь. Отпусти меня скорее…
Услышав мольбу лягушки, Серый Гусь спросил:
— Поняла ли ты, что мир гораздо больше твоего болота?
— Поняла, — заквакала лягушка.
— Поняла ли, что не ты царица этого мира?
— Всё поняла! Отпусти меня обратно!
Усмехнулся Серый Гусь и отпустил лягушку. Полетела Ква-Ква вниз. Долго летела, наконец, шлепнулась животом прямо на кочку, ушибла живот.
До сих пор на животе лягушки можно видеть пятна от ушиба. А на спине — следы когтей, которыми Серый Гусь крепко держал её в полёте. Глаза у Ква-Ква так и остались выпученными. Она уже не любуется своим отражением в стоячей воде, не хвастается больше ни силой, ни красотой, ни умом.
Теперь лягушка живёт опасливо, прячется от всякого шума в гнилой воде или в моховых кочках. И только иногда подаёт голос, но песен уже не поёт. Только «ква» да «ква».
Личинка Стрекозы порой навещает лягушку, рассказывает ей болотные сплетни. Но о том, что было, они вспоминать не любят. Особенно лягушка.